Политико-эстетические идеи «эмансипации чувственности»

Теперь, не порывая окончательно с Маркузе вынужден указать на ее явную недостаточность без «эмансипации разума». «Не­уместным радикализмом» называет он практиковавшееся эсте­тикой контркультуры в 60-х годах безоговорочное отождествле­ние «разума истеблишмента» с «разумом вообще», при этом за­бывая, в какой большой мере он сам был причастен к форму­лированию ложной дилеммы: «чувственность» или «разум».

Теперь Маркузе выдвигает программу политического просве­щения масс, перевода спонтанного протеста в организованное социальное действие. Согласно прежней точке зрения Маркузе, высказанной им в 60-х годах, агентом исторических изменений выступали представители «маргинальных» общественных групп, «отверженные», призванные, как он утверждал, «разбудить» яко­бы «интегрированный» буржуазной системой пролетариат. Но в 70-х годах Маркузе, пишет иное: «Капитал, действительно, по­рождает своего могильщика, но на этот раз это уже не «про­клятые» и не «отверженные» К
По его мнению, сегодня «новым историческим субъектом» может быть только интеллигенция и профессионалы, занимающиеся политическим просвещением масс. Как видно, и в 70-х годах Маркузе не отказался от реакци­онного тезиса буржуазных апологетов об «интеграции» рабочего класса в капиталистическую систему. Но теперь его критические выпады направлены уже не только против пролетариата и его партий, но и против тех, кого прежде он считал «застрельщика­ми» леворадикального протеста,— против «новых левых» акти­вистов. Точнее говоря, Маркузе отвергает избранную ими в 60-х годах политическую тактику, нацеленную на прямую и демон­стративную конфронтацию с истеблишментом. «Время огульного отрицания либеральных методов борьбы уже прошло или еще не наступило»  — такого признания, конечно, трудно было ожи­дать от леворадикального идеолога, еще недавно обличавшего всю систему «корпоративного либерализма» и требовавшего от «новых левых» бескомпромиссного разрыва с ней.