Часть 19

Конечно, я совершил очень плохой поступок, конечно, дерево ни при чем, конечно, это хулиганство, за которое нужно отвечать, но мне очень хотелось, что бы справедливость восторжествовала, и я добивался ее таким мерзким и гнусным способом. И все-таки, если сказать честно, я любил дядю Колю. Мне очень нравились его шутливые рассказы и прибаутки, а ещё нравилось, как он плясал на свадьбах и вечеринках, похлопывая себя ладонями по груди, ушам и затылку. Плясал дядя неистово, самозабвенно с напором, пристально вглядываясь в глаза наблюдающим, поэтому в эти минуты вокруг него образовывалась зона отчуждения. На любой случай жизни у него всегда был готов

Конечно, я совершил очень плохой поступок, конечно, дерево ни при чем, конечно, это хулиганство, за которое нужно отвечать, но мне очень хотелось, что бы справедливость восторжествовала, и я добивался ее таким мерзким и гнусным способом. И все-таки, если сказать честно, я любил дядю Колю. Мне очень нравились его шутливые рассказы и прибаутки, а ещё нравилось, как он плясал на свадьбах и вечеринках, похлопывая себя ладонями по груди, ушам и затылку. Плясал дядя неистово, самозабвенно с напором, пристально вглядываясь в глаза наблюдающим, поэтому в эти минуты вокруг него образовывалась зона отчуждения. На любой случай жизни у него всегда был готов новый анекдот. Бывший чекист, капитан запаса, большой любитель футбола, сам бывший футболист. Таким был дядя Коля. Но было в его характере то, что мне очень не нравилось и даже раздражало. Его дача находилась через три дачи от нашей, и он очень любил её хвалить. Вот, например, он мог прийти к нам домой, и сказать моей маме: «Ты знаешь, сестра, на вашей даче коровы пасутся, все грядки потоптали, а всё из-за того, что ваши мужики не сделали хорошую ограду. Вот у меня, приезжай, посмотри, как всё закрыто». Или ещё хвалился: «Вот у меня помидоры, попробуй-ка, какой вкус, а у вас? Говорил я им, покупайте рассаду, где я покупаю, а они взяли её в другом месте» и т.д. Я знал, что дядя Коля всё преувеличивает и просто заводит мою маму. Мама же верила ему, и когда он уходил, долго отчитывала отца. Мне было обидно. Мы работали на даче не хуже дяди Коли, и помидоры у нас были не хуже. А какой у нас был виноградник! Таких сортов, как у нас, не было на дачах ни у кого. Чубуки отец привозил с Крыма. Урожай мы снимали по тридцать вёдер, но про это дядя Коля молчал, зато он мог найти у себя на даче в грядке самый большой баклажан или болгарский перец, прийти и показать их маме: «Вот, сестра, какую рассаду нужно было брать! Там, где я брал, не послушали меня, лодыри».

Дачу мы сажали совместно со старшей маминой сестрой. Дача была на две семьи. Соответственно наш участок размером был больше стандартного.

Короче говоря, дяди Колины провокации мне надоели, и как-то осенью, когда дяди не было на даче, я оставил ему в двери записку примерно такого содержания: «Весной не досчитаешься десяти молодых деревьев, они будут зимой спилены. С приветом! Рембо».

Помню, как, приехав на дачу и прочитав мою записку, дядя Коля нервно ходил по грядкам, собирая последний урожай. Он угрюмо молчал, и что-то шептал себе под нос. Конечно, я не собирался трогать его саженцы, я так, с позволения сказать, пошутил с ним, но он этого не понял и воспринял записку всерьёз. Дело в том, что каждую зиму наши дачи подвергались нашествию хулиганов, и случаи поломки саженцев имели место. Потом я забыл про ту записку, но как-то зимой мама, придя, домой сказала: «Бедный Николай каждую неделю на автобусе ездит на дачу, ведь уже не молодой человек, мороз, грязь, как тяжело». «А чего он туда ездит? – спросил отец, — весной бы и поехал». Мама покачала головой: «Да кто-то написал записку ему, что спилит все саженцы этой зимой.