Часть 21

Не об этом ли все мечтают? Однако я еще много не знаю о своей жизни.

Роман и представить себе не мог, насколько легко у него будет получаться вести машину. Он мог спокойно разговаривать с Павлом, внимательно следить за дорогой, при этом мастерски переключая скорости и нажимая педали. Навыки вождения были выработаны до автоматизма.

— Ты очень уверенно водишь, — словно прочитав его мысли, сказал Паша. — Когда я узнал, что ты попал в аварию, то был в шоке. До сих пор не могу понять, как ты мог потерять управление. Наверно, глупая случайность.

Не об этом ли все мечтают? Однако я еще много не знаю о своей жизни.

Роман и представить себе не мог, насколько легко у него будет получаться вести машину. Он мог спокойно разговаривать с Павлом, внимательно следить за дорогой, при этом мастерски переключая скорости и нажимая педали. Навыки вождения были выработаны до автоматизма.

— Ты очень уверенно водишь, — словно прочитав его мысли, сказал Паша. — Когда я узнал, что ты попал в аварию, то был в шоке. До сих пор не могу понять, как ты мог потерять управление. Наверно, глупая случайность.

— Прямо как у отца, — тихо произнес Рома.

— Что?

— Да так, мысли вслух. А группа «Пилот» все еще существует?

— Понятия не имею, — пожал плечами Паша. — Никогда их не слушал. Даже когда с тобой в машине ездил, ты обычно включал какой-нибудь шансон, от которого меня воротит. Я предпочитаю классику, вроде Элвиса Пресли, Beatles…

«Кажется, еще совсем недавно был молодым ветеринаром, проводил операции и слушал рок. И вдруг стал каким-то экономистом, погрязшим в цифрах и слушающим шансон», — подумал он, глубоко вздохнув.

Роману вдруг показалось, что его просто с кем-то перепутали. Пока он лежал в клинике, его по ошибки поменяли местами с каким-то бизнесменом или вроде того.

— Вижу ситуация с дорогами за десять лет ничуть не изменилась, — произнес Рома, чтобы отвлечься от этих мыслей. — А что в политике?

— Ой, боюсь на эту тему тебе тоже придется разговаривать с кем-нибудь другим. Я хоть и юрист, но ненавижу разговоры о политике и никогда не слежу за ней, — поморщился Паша. — Выборы проходили регулярно, и после каждых всегда начинался небольшой скандал, но его быстро заминали. Простой народ, как обычно, чем-то недоволен, а верха купаются в роскоши. Политика она и есть политика. Меняются лишь люди, которые ею занимаются. Она же всегда остается прежней.

Роман попробовал завести разговор о футболе и хоккее, но и они Павла не интересовали. В литературе он предпочитал таких авторов, о которых Рома никогда не слышал. Помимо работы им было больше не о чем говорить. Роман пытался найти подходящую тему, но на все вопросы Павел отвечал короткими фразами, и сам никак не пытался поддержать разговор. То ли он был не разговорчивым, то ли привык в присутствии Ромы помалкивать. Это угнетало его. Роман считал себя человеком общительным, а тут он никак не мог найти точек соприкосновения с человеком, который в определенной степени был ему симпатичен.

Оставшуюся дорогу они проехали молча. Лишь тихий рокот мотора и временами доносившийся из навигатора женский голос, нарушали повисшую в салоне тишину. Недалеко от кладбища Павел показал магазин, в котором можно было купить цветы.

— Тебе, наверное, стоит сходить самому. Я подожду в машине, — сказал Паша, когда они припарковались. — Входишь через главные ворота и у первой тропинки поворачиваешь направо. Иди вперед, пока не увидишь огромное дерево, рядом с ним и находятся… твои родители.

— Откуда ты это знаешь? — немного хмурым голосом спросил Рома.

— Мне вчера Злата все по телефону объяснила.