Сто двадцать третья часть

На площади окончательно взбесились трубы, исполняя попурри Кристины Элитовны на темы революционных песен, и Декрет Висусальевич покинул площадь, поскольку был уверен, что здесь все будет в полном ажуре. Начальник штаба, он же продюсер, как его именовала Кристина Элитовна, обряженный по случаю праздника в китель и брюки армейского образца, строевым шагом пошел ему навстречу и доложил, что операция «Наша ода каждому огороду!» проходит нормально.

   На огромной карте города и уезда, разложенной на составленных столах, ответственные за направления главных ударов следили за каждым шагом балетно-бульдозерных групп, ставили красные флажки на месте уничтоженных теплиц, вели учет даже на закупленных

   На площади окончательно взбесились трубы, исполняя попурри Кристины Элитовны на темы революционных песен, и Декрет Висусальевич покинул площадь, поскольку был уверен, что здесь все будет в полном ажуре. Начальник штаба, он же продюсер, как его именовала Кристина Элитовна, обряженный по случаю праздника в китель и брюки армейского образца, строевым шагом пошел ему навстречу и доложил, что операция «Наша ода каждому огороду!» проходит нормально.

   На огромной карте города и уезда, разложенной на составленных столах, ответственные за направления главных ударов следили за каждым шагом балетно-бульдозерных групп, ставили красные флажки на месте уничтоженных теплиц, вели учет даже на закупленных по такому случаю персональных компьютерах. К каждой группе был прикреплен работник милиции с рацией, который и передавал в штаб данные о ходе операции.

   По первоначальному замыслу Кристины Элитовны в каждую такую группу должно было входить как минимум два артиста балета, но в уезде бульдозеров оказалось в два раза больше, чем участников балетных кружков. В этих условиях было решено вместо балетного номера исполнять величальную оду хозяевам, по мере исполнения которой они освобождаются от всяких мелкобуржуазных предрассудков (автор текста и музыки первая леди Шарашенского уезда). Работник милиции в это время проверяет паспортный режим, а бульдозер заходит на боевой курс и сносит теплицу или теплицы. Если же во дворе обнаруживаются парники, не требующие применения техники, то художественная группа, состоящая из проверенных и надежных активистов, уничтожает их подручными средствами. Во избежание непредвиденных конфликтов с несознательной частью шарашенцев у всех членов художественной группы на левом рукаве была красная повязка с золотистой надписью «народный дружинник» — за нападение на них имелась соответствующая статья в уголовном кодексе.

   У Декрета Висусальевича не нашлось существенных замечаний по ходу народного праздника, и поэтому он, строго посмотрев на каждого из штабистов, с удовлетворением почувствовал, как у них затряслись поджилки от начальственного взгляда, сказал лендлорду Ширепшенкину, что посмотрит на композицию с воздуха.

   На крыше штаба стоял в полной готовности вертолет. И на этот раз начальник уезда не забыл о столичном госте. Как только они поднялись на крышу, лопасти вертолета с урчанием пошли по кругу, взревел двигатель и через минуту они смотрели на площадь с высоты. Там как раз шло сожжение длинных рублей — символов нетрудовых доходов. Посреди площади пылал огромный костер, к нему со всех сторон с балетными па несли развернутые куски обоев с надписями «длинный рубль» и швыряли в огонь. Пришлось весь годовой  фонд обоев пустить на эту валюту, подумал Декрет Висусальевич, ничего, переживут или в Москве купят.

   — Потрясающе! Я напишу обязательно героическую былину об этом! — вдохновенно сдискантил рядовой генералиссимус в попытке перекрыть рев вертолетного двигателя.

   Хозяин уезда милостиво кивнул, одобряя творческий порыв гостя, и предложил напечатать произведение немедленно в местной газете.

   Аэроплан Леонидович был в восхищении от начальника уезда — его уверенность, конкретность, жесткость, неторопливость, немногословность, внутренняя сила действовала на людей гипнотически. Он действительно был полновластным хозяином уезда, его слово было здесь выше любого Верховного Совета. Безусловно, это был Сталин уездного масштаба, и только со Сталиным его можно было сравнивать. Калистрат Домкратьев по должности стоял повыше, в союзных министрах хаживал, крут бывал, свиреп, смел, но даже в сравнение с Декретом Висусальевичем не годился — в бывшем министре чувствовалась неистребимая чиновная пришибленность, всегдашняя готовность дергаться при мысли о вышестоящих, глупеть от вышестоящих циркуляров и указаний, а этот — нет, пусть он и дураковат во многих отношениях, но зато Хозяин. Пожелал — и он в небе, под ним крыши Шарашенска, под ним улицы, по которым наступают балетно-бульдозерные отряды, которые пляшут под его музыку и сносят с лица земли то, что приказал снести. Впервые у Аэроплана Леонидовича завелся такой могущественный приятель. Какой же он начальник-нерешак?!

   Cудя по всему начальник уезда не намеревался контролировать выполнение собственных указаний — убогие улочки Шарашенска остались позади, они летели над лесом, зеленевшим яркой молодой листвой. Не должен он контролировать выполнение, он контролирует тех, кто контролирует, одобрил рядовой генералиссимус стиль местного руководства. Зачем ему унижаться до уровня исполнителя —  для этого существует аппарат!

   Рев двигателей стих, и вертолет приземлился на площадке у знакомой виллы по проекту товарища Собакера. Спешившись, Декрет Висусальевич потянулся, крякнул, вздохнул от трудов праведных и стал подниматься по мраморным ступенькам расслабленной, усталой походкой, как человек, который с утра все горы свернул или перекрыл все реки.

   Вначале они парились в трех банях — русской, финской и японской. В последнюю рядовой генералиссимус попал впервые, и она ему не очень понравилась: деревянная дежа литров на триста с горячей водой, становишься в нее, закрываешься крышкой.