В поисках Цацы (Часть 131)

Вдали, над кромкой леса, белеют коробки новостроек Свиблова и Медведкова, торчат над ними, как клыки у карнавального вампира, строящиеся небоскребы, а Останкинская башня тонким серебристым винтом протыкает ширь неба.

Но надолго ли это? То и дело среди жильцов ходят слухи, что по мудрому решению властей перед нашими окнами могут вырубить кусок леса и возвести элитный дом, или многоуровневый гараж, или хайвей.

А еще надо вспомнить дачные окна. На старой даче в Ивантеевке из нашей комнаты на чердаке в широкое террасное окно с треугольными вставками из красных и зеленых стеклышек сквозь густые ветви старых

Вдали, над кромкой леса, белеют коробки новостроек Свиблова и Медведкова, торчат над ними, как клыки у карнавального вампира, строящиеся небоскребы, а Останкинская башня тонким серебристым винтом протыкает ширь неба.

Но надолго ли это? То и дело среди жильцов ходят слухи, что по мудрому решению властей перед нашими окнами могут вырубить кусок леса и возвести элитный дом, или многоуровневый гараж, или хайвей.

А еще надо вспомнить дачные окна. На старой даче в Ивантеевке из нашей комнаты на чердаке в широкое террасное окно с треугольными вставками из красных и зеленых стеклышек сквозь густые ветви старых яблонь виднелись дорожка к крыльцу и калитка на улицу, за которой начинался сосновый лес.

А теперь на новой даче в деревне Никольское из арочного огромного окна в стиле модерн я смотрю в молодой сад. Зеленеет лужайка газона в обрамлении цветов, подрастают яблоньки, а за ними пушистые сосенки, березки и моя гордость — краснолистный дубок. Но выйдешь за калитку, а там… За десять лет почти все поля, луга и большие участки леса застроились новыми охраняемыми элитными поселками, обнесенными бетонными заборами со шлагбаумом на въезде, за которыми — каменные особняки. Рядом с этими поселками — убогие бытовки рабочих (в основном таджиков). Жалкие остатки еще не захваченного леса завалены кучами помоек и строительного мусора. Гастарбайтеры в последний год осмелели, и теперь, гуляя в выходные дни в лесу, рискуешь встретить этих «мусульман» с пивом, плотоядно разглядывающих встречных дачниц. Да и наша новая дача построена на деревенском поле. Там раньше колхозники сажали свою картошку, а в перестройку им вместо ваучеров раздали по двадцать пять соток земли этого поля. Деревенские эту свою землю распродали москвичам по десять-пятнадцать соток за дикие деньги. На них колхозники напокупали себе машин-иномарок, некоторые догадались приобрести квартиры, но остальные все деньги пропили.

Деревня богаче не стала, но ненависть к понаехавшим богатым москвичам только укрепилась.

Можно ли быть в чем-нибудь уверенным во внешнем мире? Я имею в виду катастрофическую скорость изменения окружающего ландшафта на протяжении каких-то двух десятилетий.

Помню, в детстве мы жили на даче в Ивантеевке. Сойдешь с поезда и идешь по дорожке через ржаное поле, слева лес, а впереди большой зеленый овраг, где пасутся козы. На пригорке наш поселок из одноэтажных домиков, за ним поля, луга, леса. Теперь все поле перед оврагом застроили уродливыми многоэтажками, а на поле за поселком возвышаются, как ножищи доисторических животных, столбы высоковольтной электроподстанции.

А где теперь моя любимая дорожка в село Комягино? Она пролегала через клеверные поля, луга и перелески с чудесными огромными вольными дубами. Куда исчезла ширь просторов с высоким небом над речкой Скалбой? С крутого берега мы спускались к воде, всегда прохладной и чистой, а в прибрежных кустах водились колонии редких синих и зеленых стрекоз.

Где это все? Может, кто помнит, была такая песня с задушевным мотивом:

Когда иду я Подмосковьем,

Где пахнет мятою трава,

Природа шепчет мне с любовью

Свои заветные слова:

Россия, Россия, родные вольные края,

Россия, Россия, Россия — родина моя!

Все, все безвозвратно утеряно! Как и вид с берега речки на побеленную церковь на берегу озера, и живописно разбросанную деревню.