Нарциссизм

С другой широ­ко используется как уничижительный термин для описания определенных аспектов современной культуры» *. В самом деле, согласно предложенной буржуазной эстетической мыслью ин­терпретации, главным мотивом западной культуры и искусства 60-х годов было невротическое и нарциссическое в своей основе стремление разрушить само художественное произведение как автономный культурный объект и ликвидировать тем самым «разрыв» между художником и аудиторией, между искусством и жизнью. «Художественность» оказалась здесь расценена не как характеристика произведения искусства, а как качество самого социального «объекта». «Автономия культуры, реализуемая в художественном про­цессе,— пишет, например, уже упоминавшийся нами выше со­циолог и теоретик культуры Д. Белл,— проникла и в сферу жизни. Постмодернистский импульс содержит в себе требование, чтобы разрешенное прежде лишь в фантазии и воображении получило реализацию и в самой жизни. Нет более разрыва между искусством и жизнью. Все, что разрешено в искусстве, разрешено и в жизни» . Очевидный порок этого рассуждения — в ничем не оправданном отождествлении всей современной культуры и искусства Запада с неким модернистским моноли­том, в котором для иных художественных течений не остается места. Однако еще больший просчет допускается в тех неред­ких случаях, когда эти закономерности авангардистской эсте­тики механически переносятся в область политики, а консер­вативные эстетические пристрастия становятся критериями оценки реальных явлений общественной и политической жизни. Известный американский театральный критик и публицистРоберт
Брастейн
утверждает, например, что закономерности авангардистского театрального действия являются движущими механизмами контркультуры, воплощающейся как в полити­ческой активности, стиле обыденной жизни, культурно-цен — ностных установках, так и в эстетических пристрастиях ради­калов и авангардистов. «Американские революционеры,— пишет он,— полностью
неспособны к действию и не имеют никакой идеологии, тогда как энтузиазма им не занимать. Вследствие этого — склонность в большей степени к жестам и риторике, чем к программам и организациям. В результате получается не революция, а театр — продукт актерства и театрализации собы­тий»