По­корение природы и окончательное искоренение нищеты

Поэтому-то Маркузе и выражает опасение, что в высокопроизводительном «обществе изобилия» «вслед за, как побочное явление, будет ликвидирована и «высокая» культу­ра» . Иначе говоря, не «растают» ли культура и искусство в ме­диуме всеобщей сытости, поскольку после удовлетворения всех чувственных потребностей, с точки зрения фрейдизма, исчезнет сам объект духовной сублимации? Здесь, как видно, достоверное осознание действительного кризиса реальной буржуазной культуры и искусства современ­ного Запада получает неправомерную абсолютизацию и высту­пает уже в форме абстрактного опасения за судьбу искусства и культуры как таковых. Чисто формальный выход Маркузе видит в апелляции к не­ким новым «нерепрессивным потребностям», обосновывая ими тот новый общественный статус, который отводится искусству в социальной эстетике контркультуры. Однако, если следовать оригинальной логике психоаналитической мысли, что, собствен­но, и было исходным замыслом Маркузе и ряда других теоре­тиков контркультуры, проблематичность сохранения культуры и искусства в обществе предполагаемого неограниченного удов­летворения всех чувственных влечений ничуть не уменьшается. Фактически единственное, что в такой ситуации остается на долю социальной эстетики контркультуры,— это говорить не только о принципиально новом типе общества («нерепрессивная цивилизация») и типе культуры («нерепрессивная культура»), но и — поневоле — о совершенно ином искусстве, обладающем иной формой, иным содержанием и играющем совершенно иную роль в общественной жизни. Учитывая данное обстоятельство, нельзя не признать, что, по сути дела, у Маркузе нет другого выхода, кроме как выдвинуть тезис о том, что в условиях «не­репрессивной цивилизации» десублимированное искусство ста­нет «формой реальности» и лишится статуса автономного худо­жественного процесса, вознесенного «над действительностью».