Репрессивная культура

Маркузе полагает, что человеку, воспитанному в нормативах и представлениях, настолько трудно представить себе даже контуры его грядущей политик о-эстети­ческой утопии, что говорить о ней он считает возможным лишь посредством художественных образов и аналогий. Общее и лишь примерное направление нерепрессивного развития человеческих чувственно-эстетических способностей с точки зрения контр­культуры указывают те психические силы, которые, как утвер­ждает психоанализ, остались неподвластными «принципу реаль­ности»,— эстетические способности художественного воображе­ния и фантазии. Здесь также обнаруживается несовместимость маркузианской утопии с марксистским учением, которое, конеч­но, не отрицает значения воображения в процессе создания но­вого общества и нового человека, но подчиняет его научному исследованию тенденций социального развития. Поскольку идея протеста против репрессивного «принципа реальности» безнаказанно может быть выражена лишь на язы­ке искусства, познавательная функция фантазии, согласно Маркузе, обретает себя главным образом в сфере эстетики. В этом смысле задача художественной фантазии и воображе­ния— быть эстетической формой «Великого Отказа», хранить в условиях репрессий память и надежду на возможное счастье и время от времени возрождаться в конфигурациях искусства, причем преимущественно искусства нереалистического, по­скольку реализм, согласно этой логике, означает примирение с репрессивной реальностью. Суть критики реалистического искусства с позиций социаль­ной эстетики контркультуры — в отрицании самой художествен­ной формы как репрессивного фактора сублимации. «За эстети­ческой формой лежит подавленная гармония чувственности и разума» *. Выход напрашивается один: ликвидировать автоном­ную художественную форму искусства и «растворить» его эсте­тический потенциал в самой общественной жизни.