Торф ты мой болотный

Когда мы с женой шли первый раз на участок, номер которого я вытащил по жеребьевке на собрании нашего писательского садоводческого товарищества, то я, первым делом, провалился по пояс в болотную жижу. И где же, как вы думаете? На «Проспекте литераторов», как окрестило центральную улицу наше правление.

Эпоха Брежнева уже стала историей, горбачевская катастройка еще не начиналась. Но внимание к садоводческому движению усиливалось. Выделяли участки на неудоби, как правило, на болотах. Политбюро ничего не смыслило в экологических системах, вот и обрекали бесценные болота, естественные регенераторы окружающей среды, на гибель. Вначале даже запрещали ставить печки в дачных строениях – видимо,

Когда мы с женой шли первый раз на участок, номер которого я вытащил по жеребьевке на собрании нашего писательского садоводческого товарищества, то я, первым делом, провалился по пояс в болотную жижу. И где же, как вы думаете? На «Проспекте литераторов», как окрестило центральную улицу наше правление.

Эпоха Брежнева уже стала историей, горбачевская катастройка еще не начиналась. Но внимание к садоводческому движению усиливалось. Выделяли участки на неудоби, как правило, на болотах. Политбюро ничего не смыслило в экологических системах, вот и обрекали бесценные болота, естественные регенераторы окружающей среды, на гибель. Вначале даже запрещали ставить печки в дачных строениях – видимо, в Кремле считали, что Россия расположена в субтропиках. Нет, так в Кремле не считали, но боялись, что садоводы обзаведутся вторым жильем, разбогатеют и пошлют их власть подальше. Послали, но потому что запрещали иметь печки, чтобы обсушиться в непогоду, потому что не разрешали иметь более 25 квадратных метров теплой площади, будь у тебя хоть десять детей. За бесконечное жлобское, тупое и бесчеловечное «низзя» послали.

Участок жене понравился: наискосок, из угла в угол шла старая отводная канава, оставшаяся, видимо, со времен торфоразработок. В левом треугольнике – березняк, справа – заросший иван-чаем да дикой малиной пустырь. А поскольку участок от «проспекта» крайний, то с двух сторон окаймлялся канавами. Когда их рыли, торф и глей, темно-серую глину, впрочем, ядовитую для многих растений, навалили с двух сторон. Понравился участок ей, видимо, после того, как я рассказал, какой достался Георгию Семенову, прекрасному писателю, заядлому охотнику и рыбаку. Ему досталось самое низкое место, болото из жижи, в которую я и ухнул. «Жора, не расстраивайся, — пошутил я тогда.- Мы все рассаду будем сажать, а ты – мальков выпускать». Георгий, к сожалению, давно покойный, не очень добродушно в ответ улыбнулся и от привалившего ему счастья совсем отказался. Теперь на этом месте пожарный пруд, в котором болотится в жаркие дни детвора, и, между прочим, таскает из него карасиков и ротанов.

Вырубили мы березняк, из того, что потолще, соорудили хибарку – для лопат, носилок, тачки, всякого хлама, который не нужен был в московской квартире, но почему-то представлялся необходимым на садовом участке. Березняком потоньше, ветвями замостили торфоразработочную канаву. Бульдозером разровняли горы, спланировали участок.

Пыль торфяная вперемешку с глеем. На глубине 70-80 сантиметров начинался неразложившийся торф, слой его около метра, а потом шел коричневый глей, за ним – темно-серый. Глей нуждается в выветривании, без этого он ядовит для растений. Для выветривания его надо выкопать, оставить на год-два в грядах или кучах и только после этого внести в почву. Он ведь богат минеральными веществами, а по физическим свойствам глей — та же глина, необходимая для образования мелкокомковатой структуры почвы.

Недра нашей плантации были предельно насыщены невероятно древними, не иначе, как со времен Ивана Калиты, пнями. Еще не окаменевшими, но уже утратившими способность к гниению. Где ни копнешь – пень, корни. Причем пенечки порой по метру в диаметре, вокруг них древняя зола – видимо, горел лес не однажды, прежде чем грунт опустился и всё здесь превратилось в болото.

Поскольку «проспект» был еще только направлением, как у нас издревле водится, решили мы не строиться, а окультуривать торф на участке. Зимой удалось привезти несколько машин песка и даже навоза. Пни и всякий хлам сжигали во имя золы. По зимнику удавалось в багажнике «Жигулей» доставить мешок-другой земли из Москвы, из Никулина, куда мы переехали. Никулино было еще недавно деревней, весной после дождя я собирал банками червей и разбрасывал по участку. Не знаю, сколько их выжило в кислой, непригодной для них среде, но те, что выжили, расплодились, привлекая в начале лета стаи стрекочущих, тарахтящих дроздов, при виде которых я уже вот четверть века вспоминаю бессмертные строки Сергея Острового, некогда моего противника по бильярдным боям: «Вы слыхали, как поют дрозды, певчие избранники России?»

Весной восемьдесят четвертого мы посеяли петрушку, морковку, укроп, редиску, лук–чернушку, свеклу, огурцы, посадили картошку и помидоры. Всё пропало, многое даже и не проросло. Щавель и тот поднялся на сантиметр-два и под лучами майского солнца сгорел. Картошка, правда, была: ведро посадили — полтора собрали.

Сокрушительная неудача первого дачного сезона не обескуражила меня. Напротив – разозлила. Пришлось расстаться со всеми привычными способами земледелия, сделать акцент на своеобразии огородничества и садоводства на торфе. Стал вспоминать, чему меня учили по плодородию в техникуме. Брал в библиотеках книги, покупал книжные новинки, читал журналы. Только теперь, почти четверть века спустя, я могу считать, что о саде-огороде на торфе мои знания основательные. И я могу ими и опытом поделиться с читателями, чтобы они не потеряли веру ни в себя, ни в свой участок. В нашем товариществе, к сожалению, много участков, где хозяева потеряли веру в себя.

Из пособия в пособия авторы талдычат, что торф бывает верховой и низинный. Кто-то написал эту наукообразную «истину» лет сто пятьдесят назад, ну и пошло-поехало. Бывает верховой и низинный в идеале, а на участке, где шуровали торфоразработчики, потом рыли канавы, работали бульдозеры, нет ни низинного, ни верхового, а есть смесь того и другого, да еще и с примесью разноцветного глея. На одном участке пятна с разной кислотностью. Растет мокрица, хвощ, дикий, «воробьиный», щавель — почва кислая. Теперь чуть ли не каждый дождь – кислотный. Так что же, бегать после каждого в лабораторию? Нет, надо купить прибор и измерять кислотность по мере необходимости. Сейчас кислотомеры не редкость. В крайнем случае купить набор индикаторных полосок для определения кислотности. Плохо растет растение – измеряйте прежде всего кислотность. К сожалению, у нас не придается кислотности того значения, которое она имеет на практике. Когда писались первотексты, то это не было столь важно. Наши предки обходились без кислотомеров, монахам Соловецкого монастыря удавалось выращивать персики. Но то, что современные авторы не обращают на кислотность внимания – это только свидетельствует о том, что они занимаются компиляцией, а своего в их писаниях нет ровным счетом ничего.

Надо абсолютно точно знать, каким культурам какая кислотность нужна. Для клубники – pH максимум 5,5, для яблонь – столько же, для груш и слив – не менее 7, для огурцов, помидоров, – выше 7, для спаржи – под 8. В кислой среде многие семена не прорастают, а яблоня, если почву под нею раскислить, не сможет усваивать бор, листья станут измельчаться. Груши без фосфора будут корявыми и не сочными. Клубника на щелочной почве будет переть в ботву, ягод вы не получите. Тюльпаны на торфяниках и не подумают цвести, пока вы не добавите в почву костную муку или жженные кости. У каждого растения – свои капризы, и садоводы должны их знать, делиться своими наблюдениями и секретами с другими садоводами.

Что в смысле плодородия представляет собой торф? Органическую консерву, состоящую из волокон, оболочек семян, разной шелухи, которая находится в неусвояемом для растений состоянии. Для того, чтобы корни питались торфом, его надо перевести в усвояемое состояние — в минеральный раствор. Это могут сделать только микроорганизмы, а они в кислой среде не обитают. Анаэробные бактерии, живущие без доступа воздуха, как правило, отравляют почву результатами своей жизнедеятельности, а аэробные на торфе не выживают. Об этом подробнее будет рассказано несколько позже.

Уже из этого посыла видно, какое же сложное и трудоемкое дело – садоводство и огородничество на торфяниках. Гораздо более сложное, чем на любом другом виде почв. Поэтому к окультуриванию, накоплению плодородия торфяников и повышению его надо относиться весьма своеобразно, со знанием всех тонкостей.

Из чего складывается плодородие? Во-первых, из структуры почвы. Все учебники утверждают, что она должна быть мелкокомковатая. Такая структура появляется лишь после многолетнего окультуривания, например, в теплице, если не заменять в ней грунт, вносить каждый год навоз, песок, глину, известь или доломитовую муку, держать грунт в течение лета достаточно увлажненным. Таким методом я за два-три года получал из торфяника самый настоящий чернозем – секрет тут в температурном режиме. Черноземы образуются там, где летом очень жарко. То есть живут бактерии, которые окрашивают почву в черный цвет. Температур Подмосковья достаточно лишь для образования сероземов.

На участок в шесть соток пришлось завезти минимум 100 кубических метров песка с глиной, 6 машин плодородного грунта, около 30 тонн навоза. Песок крупный, промытый, речной, без илистых частиц не годится. Так же как рыжий, перенасыщенный окислами железа. Нужен мелкий, хорошо удерживающий влагу, с частицами ила и глины – только такой способен удерживаться в комочках, удерживать влагу. Тогда машина песка стоила максимум десять рублей, сейчас песчаная мафия берет за машину почти месячную пенсию, а к навозу и прицениваться не стоит. Кстати, я без него обхожусь уже много лет – расскажу и об этом.

Причем песок и глина на участке как бы куда-то деваются. Копнешь на полтора с штыка – опять рыжий торф, словно ты его никогда не перекапывал. Выхода нет, надо добавлять снова песок и глину, потому что тот торф, который из неусвояемого состояния был переведен в усвояемое, извините, растениями и был усвоен. Я дважды перекапывал участок вначале на семьдесят сантиметров, а потом на целый метр.

Торф коварен по нескольким причинам. Если он высох, то пролить его, чтобы слой стал влажным и влага достигла корней, очень сложно. Вроде бы льешь воду и льешь, а ковырнешь пальцем – намок слой один-два сантиметра. Категорически нельзя допускать пересыхания торфа в период окультуривания – ибо это означает, что вы прерываете процессы перевода органической массы в усвояемое состояние. Бактерии, которые погибли от локальной засухи, не скоро восстановятся. Перемешать лопатой торф с песком и глиной можно, однако лучше всего это делает картошка – к тому же она, практически прекрасный предшественник для всех культур, кроме томатов и клубники. Картофельные столоны способствуют образованию мелкомковатой структуры.

Классические требования к плодородию почвы – ее влагопроницаемость и воздухопроницаемость. Об особенностях поддержания почвы во влажном состоянии мы уже говорили, но всё надо делать в меру: если перелить торфяник, то будет резко нарушена воздухопроницаемость. Последствия тут же последует: почва закиснет, то есть в ней разовьются анаэробные бактерии, а погибнут аэробные, корни начнут вымокать, то есть отмирать. Поэтому надо подумать о дренажной системе на участке. Конечно, можно накупить пластмассовых дренажных труб, засыпать их щебнем – если деньги есть, то, пожалуйста. Я обошелся рытьем двух канав и укладкой на дно веток верболоза – он растет в лесу сразу на опушке. Дело в том, что верболоз или вербняк практически не гниет в почве. Я накрыл его старой пленкой, рубероидом, листами оцинкованного железа, пластика, линолеума, закопал канавы – до сих пор дренаж работает. Это я знаю потому, что корни не вымокают.

Чтобы поддерживать участок во влажном состоянии я, не взирая на протесты жены, у которой основной заботой была прополка, не заводил никаких грядок. Потому что грядки быстро пересыхают. И только в последние годы завел грядки, да и то забортованные закопанными в землю листами шифера – опять же для поддержания наиболее оптимального по влаге и теплу режима.

Кстати, о тепле. Кроме теплиц, всем известны теплые грядки. Закапывают в ямы органические остатки, ветки, стружку, ботву, заваливают навозом, проливают теплой водой и «процесс пошел» — бактерии начинают бурную деятельность, выделяется тепло, необходимая для растений углекислота. Есть еще один способ. Мой участок сделан с небольшим, 5-10 градусов наклоном к югу. Так что можно считать, что он находится не под Истрой, а где-то под Мценском. Есть и другие способы – закапывание вниз горлышком бутылок темного стекла, так, чтобы половина бутылки выступала, раскладка темных камней под растениями и т. д и т.п.

Торф является теплоизолятором, и это его самое коварное свойство. На кустарнике или дереве распускается уже листва, а корни у растения еще не проснулись, поскольку скованы льдом. У меня погибло множество яблонь, кустов смородины и крыжовника, пока я не понял причину их гибели. В середине июня, когда в Подмосковье цветут яблони, я находил линзы льда на солнечных местах на глубине всего лишь 20-30 сантиметров. Увеличить теплопроводность торфяников можно лишь с помощью добавления в торф песка и глины, причем путем тщательного перелопачивания почвы на глубину не менее 70 сантиметров. Почему именно на 70 сантиметров? А это глубина максимального промерзания почвы в Подмосковье. Где-нибудь в Архангельске, Сибири или в Коми надо перекапывать на их глубину промерзания. И надо иметь в виду, что плодородный слой уменьшается с каждым годом – торф растения усваивают. Поэтому надо подсыпать растения или пересаживать на заново перелопаченные места.

Под крупные деревья – яблони, груши, сливы – надо готовить ямы диаметром не менее полутора метра и на такую же глубину, засыпать их смесью торфа, песка, глины, удобрений. Для слив достаточно ям размером метр на метр. Под кустарники – классические 60х60 сантиметров.

Но всегда надо не забывать о качестве плодородия. На торфяниках оно также своеобразно. К примеру, калия на них в десять раз меньше, чем на других почвах. Как поступали древние земледельцы? Они выжигали лес и засевали их. В золе было много минеральных солей, особенно поташа — калия карбоната. Плодородие иссякало – выжигали новый участок.

В магазинах сейчас хоть и очень дорого, но можно купить хлористый калий или сульфат калия. Мне попадался хлористый калий с повышенной радиоактивностью, до 22 микрорентген в час. Естественный фон на нашем участке – 10-12 микрорентген. Вносить такой калий нежелательно. Я нашел способ, как убить сразу двух зайцев. Избавить калий от подвижного хлора, а он как раз и дает повышенный фон. Зимой, когда мы приезжали на дачу, в разгоревшуюся печь я ставил металлические банки с хлористым калием — минерал плавился, хлор улетучивался, получался, как мне представляется, калий-электролит или даже сернокислый калий. Удобрение неизмеримо более ценное, чем хлористый калий. За зиму я накапливал до 20 килограммов и вносил в почву, подкармливал растения. Поэтому меня всегда спрашивают: «Почему у тебя всё такое огромное?» Однажды соседка спросила: «Что это за куст у вас с какими-то красными ягодами?» Я ответил, что это смородина, немецкий сорт Виктория. «Разве смородина бывает такой огромной?» – удивилась соседка.

В сущности, весь раздел сайта «Сад и огород» посвящен садоводству и огородничеству на торфяниках. В природе слой гумуса толщиной всего в один сантиметр образуется в течение 500 лет. То есть в течение жизни минимум 15 поколений людей. Садовод должен интенсифицировать этот процесс, уплотнить его до нескольких лет, в крайнем случае – нескольких десятилетий. А это уже искусство. Причем высокое, требующее знаний, умения, терпения, вдохновения и любви к предмету. На этом я и закончу эту, по сути обзорную, статью. Детализация – в следующих материалах.