Восемьдесят восьмая часть

Они, эти рябчики, возмутили его до дна души. Он отведывал их только один раз в жизни, давно, когда его перевели из печатников в мастера, тогда он лишь выходил на позорный путь служебной карьеры, и было это лет пятнадцать назад в кафе то ли «Охотник», то ли в «Избе рыбака», где подавали салат со странноватым названием «Причал» и напиток «Гарпун». Ну и рябчики — темные, тощие тушки, махонькие, словно их кто-то уже объел, а обсосать поленился. К тому же, они были с вонцой, но, тем не менее, еще в те, застойно-застольные времена, по нынешним коммерческим ценам — там явно обгоняли

Они, эти рябчики, возмутили его до дна души. Он отведывал их только один раз в жизни, давно, когда его перевели из печатников в мастера, тогда он лишь выходил на позорный путь служебной карьеры, и было это лет пятнадцать назад в кафе то ли «Охотник», то ли в «Избе рыбака», где подавали салат со странноватым названием «Причал» и напиток «Гарпун». Ну и рябчики — темные, тощие тушки, махонькие, словно их кто-то уже объел, а обсосать поленился. К тому же, они были с вонцой, но, тем не менее, еще в те, застойно-застольные времена, по нынешним коммерческим ценам — там явно обгоняли время, называя грабеж средь бела дня таким невероятным экономическим явлением, как встречный план. После отравления рябчиками будущий замдиректора две пятилетки и цыплят табака избегал, ибо его пищеварительная система при соприкосновении с любым летающим или водоплавающим мясом бунтовала столь бурно, что удаляться от туалета более, чем на десять метров, было рискованно для общественной морали и собственного авторитета.

   — Вы, собственно, по какому вопросу? — сухо и официально спросил зам, прислушиваясь к подозрительному бурлению в собственном желудке.

   — Пришел вас корчевать до основанья, мучителей людей и  светлых их идей…

   — Прошу поконкретнее, — поморщился зам и, не дожидаясь ответа, поскольку и так было ясно, что к нему забрела творческая индивидуальность, заторопился: — Вы что — автор? Не по моей части. Я зам по производству, идите к директору, главному редактору, их у нас еще не сократили.

   Бедный зам хотел посоветовать посетителю обратиться и в редакции, но промедление грозило ужасными последствиями, а бежать надо было в другой конец коридора.

   — Позвольте, куда же вы? — закричал вдогонку Аэроплан Леонидович.

   — На заседанье… — последовал сдавленный, весьма экономный на эмоции ответ.

   «Убег стервец, рванул так, что и чай не допил», — размышлял автор, отмечая с удовлетворением, что теперь у него есть все самые веские основания обращаться в любой Куда следует. (Разумеется, несчастный зам не знал и не мог об этом даже догадываться, что сегодня Аэроплану Леонидовичу и Ивану Петровичу сам Великий Дедка уделил достаточно внимания, а ему предписал метеоризм самой безотлагательной категории. Публикатор.)

  

Стадия серых карликов, часть 11

Глава тридцать третья

  

   Богатейший опыт имения дела с различными Куда следует  свидетельствовал: ехать туда надо при письме. Жалоба или заявление были в любом Куда следует главным действующим лицом, поскольку являлись документом, а заявитель, пусть даже это будет такой гигант жалобного дела, как Аэроплан Леонидович Около-Бричко, фактически никем. С документом  на Руси всегда были шутки плохи, а после принятия пулеметной очереди постановлений по улучшению работы с жалобами и письмами трудящихся, каждый из них теперь регистрировался, получал номер и ровно месяц для рассмотрения. Заявитель как бы состоял при своем документе, без бумажки он — ноль, без нее с ним поговорят, посочувствуют, успокоят, даже что-то могут пометить в записной книжке или в перекидном календаре и пообещать, но на том вопросу конец – гуляй, Вася!

   Все Куда следует работали по этому методу, а их развелось великое множество не только по территориальному, но и по отраслевому принципу, не только по вертикали, но и по горизонтали, с учетом якобы разных интересов. Какой же это Куда, если он вовсе не туда? Раньше Куда следует было ГПУ или НКВД — и никакой путаницы, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Теперь же выбор был богатейшим, но ни один Куда следует не был окончательным, потому что над каждым стоял вышестоящий, над ним еще выше, и еще, что сообщало системе стройность, а в сочетании с общественными новообразованиями возникло вообще ощущение беспредельной перспективы и демократичности. Причем из любого Куда следует жалоба непременно спускалась-пересылалась в более компетентный, из него — в еще более компетентный, пока, наконец, не поступала на рассмотрение тому лицу, как наиболее компетентному, на чьи действия и была написана. Сколько раз в высоких постановлениях осуждалась подобная практика, но…

   Аэроплан Леонидович как-то задумался над всем этим со всей серьезностью и ответственностью, на которую был способен.

   Неразрешимой до него проблеме упорядочивания работы с жалобами и предложениями гражданин Около-Бричко посвятил весь 47-й «Параграф бытия». Надо ли сомневаться в том, что он ее решил? Просто и, как всегда, оригинально: каждому гражданину по достижении возраста 16 лет выдавать личную книгу жалоб и предложений, то есть жалопред, который  надлежало всегда иметь при себе и предъявлять для внесения соответствующих записей всем любым гражданам, а также должностным лицам. Предлагалось также широко развернуть всенародное социалистическое соревнование за звание «Гражданин образцового содержания», создать сеть штабов-комиссий по дальнейшему его разворачиванию, для подведения итогов и принятию должных мер. Граждане образцового содержания имели право на ношение соответствующей бляхи с личным номером и поощрялись правом внеочередного обслуживания во всех органах управления.

Добавить комментарий