Разрушительный потенциал

Он коренится в самой природе ис­кусства, однако каким образом могло бы оно превратиться в реальность, иначе говоря, как могло бы оно быть выражено, чтобы стать путеводителем и элементом практики социальных изменений и при этом не перестать быть искусством, не поте­рять свою внутреннюю разрушительную силу?» — задается во­просом Маркузе и отвечает: «Искусство может проявить свой радикальный потенциал только в качестве искусства, в своем языке и образе, которые лишают силы обычный язык, «прозу жизни» !. Согласно этой новой позиции Маркузе, тождество ис­кусства и революции никогда не может быть достигнуто, а кон­кретное политическое содержание произведения искусства под влиянием художественной формы становится «метаполитиче­ским», подчиняется внутренним закономерностям художествен­ного развития. «Ликвидация художественной формы, идея, буд­то искусство может стать компонентом революционной (и пред­революционной) практики, пока при полностью развитом социа­лизме оно не будет полностью переведено в реальность (или поглощено «наукой»),— эта идея является ложной и надуман­ной: это означало бы конец искусства» . Как видно, Маркузе прежде всего совершенно произвольным образом понимает соотношение формы и содержания произве­дения искусства. Вместо диалектического и материалистического решения вопроса, основывающегося на принципах ленинской теории отражения, Маркузе явно склонен отдавать приоритет чисто формальным моментам, подчинять форме выражаемое ею содержание, наконец, усматривать в ней преобладающую «ад содержанием самостоятельную ценность. Кроме того, хотя Маркузе и использует по видимости марксистскую терминоло­гию, его позиция не имеет ничего общего с марксистской эсте­тикой. Достаточно сказать, что марксизм никогда не предпола­гал, что в развитом социалистическом обществе искусство будет «переведено» в реальность, но, напротив, всегда видел в искус­стве активную силу общественного прогресса, подчеркивая нор­мативно-ценностный характер эстетического идеала.